Чарльз Буковски.
Перестаньте пялиться на мои сиськи, мистер

Детина Барт был самым большим негодяем на Западе. Он обладал самой быстрой пушкой на Западе и переебал на Западе больше разнообразных баб, чем любой другой. Он не любил мыться, выслушивать собачий бред и признавать чье-либо превосходство. К тому же он во­дил на Запад караваны переселенцев, и ни один мужчина его лет не прикончил больше индейцев, не выебал больше баб и не поубивал больше белых.

Детина Барт был велик, он знал это, и все это знали. Даже пердел он незаурядно, громче обеденного гонга, да и язык у него был неплохо подвешен. Работенка Детины Барта состояла в том, чтобы благополучно довести фургоны до места, натянуть всех дамочек, прикончить кое-кого из мужчин, а потом вернуться за очередной партией груза. У него были черная борода, грязная задница и сверкающие желтые зубы.

Только что он по самые уши засадил молодой жене Билли Джо, а самого Билли Джо заставил смотреть. Он велел жене Билли Джо поболтать Билли Джо, пока сам он занят делом. Вот что он заставил ее говорить:

— Ах, Билли Джо, этот флагшток проткнул меня от манды до глотки, я едва дышу! Спаси меня, Билли Джо! Нет, Билли Джо, не надо меня спасать!

Когда Детина Барт кончил, он заставил Билли Джо вымыть его орган, а потом они все вместе пошли и вкусно отобедали ветчиной из конины и лимской фасолью с печеньем.

На другой день им повстречался одинокий фургон, без всякой охраны кативший по прерии. Поводья держал тощий малыш лет шестнадцати с явно выраженной прыщавостью. Детина Барт подъехал.

— Эй, малыш, — сказал он.

Малыш не ответил.

— Я к тебе обращаюсь, малыш...

— Поцелуй   меня   в   жопу, —  сказал  малыш.

— Я — Детина Барт,— сказал Детина Барт.

— Поцелуй меня в жопу, Детина Барт, — сказал малыш.

— Как тебя звать, сынок?

— Все зовут меня Малыш.

— Слушай, Малыш, на одном-единственном фургоне через эту индейскую территорию никто не проедет.

— А я попробую.

— Смотри, малыш, яйца твои, — сказал Детина Барт и уже пришпорил было коня, когда занавески фургона раздвинулись и по­явилась шустрая девчонка с сорокадюймовой грудью, чудесной большой жопой и глазами как небо после славного дождичка. Она стрельнула глазками в Детину Барта, и его огромный флагшток затрепетал, вонзившись в луку седла.

— Если не поедешь с нами, Малыш, тебе не поздоровится.

— Отъебись, старик, — сказал Малыш, — мне не нужны сраные советы стариков в грязном нижнем белье.

— Я убиваю людей, стоит им только разок моргнуть,— сказал Детина Барт.

Малыш спокойно сплюнул на землю. Потом вытянул руку и почесал промежность.

— Старик, ты мне надоел. Лучше катись, чтоб я тебя больше не видел, а не то будешь у меня похож на кусок швейцарского сыра.

— Малыш, — сказала девчонка, наклонившись к нему, отчего вывалилась наружу одна грудь, а у солнца встал маленький лучик, — Малыш, по-моему, этот человек прав. В одиночку нам с этими ебучими индейцами не справиться. Не будь засранцем. Скажи человеку, что мы едем с ними.

— Мы едем с вами, — сказал Малыш.

— Как звать твою девчонку? — спросил Детина Барт.

— Медвяная Роса, — сказал Малыш.

— И перестаньте пялиться на мои сиськи, мистер,— сказала Медвяная Роса,— а не то так тресну, что своих не узнаете.

Поначалу все шло хорошо. Произошла стычка с индейцами у каньона Синие Яйца. Тридцать семь индейцев убито, один взят в плен. Американцы обошлись без потерь. Детина Барт отдолбил пленного индейца в очко, а потом нанял его поваром. Произошла еще одна стычка, у Трипперного каньона, тридцать семь индейцев убито, один взят в плен. Американцы обошлись без потерь. Детина Барт отдолбил...

Само собой, Детина Барт воспылал страстью к Медвяной Росе. Он не мог глаз от нее отвести. Дело было в жопе, главным образом в жопе. Однажды он так засмотрелся, что упал с лошади, и один из двух поваров-индейцев рассмеялся. После чего остался только один повар-индеец.

Как-то раз Детина Барт отправил Малыша вместе с охотниками загнать бизона. Детина Барт дождался, когда они ускакали, а потом спешно направился к фургону Малыша. Он вскочил на сиденье, раздвинул занавески и вошел. Медвяная Роса сидела посреди фургона на корточках и мастурбировала.

— Боже мой, крошка, — сказал Детина Барт, — не растрачивай себя попусту!

— Пошел к черту,— сказала Медвяная Роса, отдернув пальчик и уткнув его в Детину Барта,— пошел к черту, дай мне заняться любимым делом!

— Твой мужик совсем о тебе не заботится, Медвяная Роса

— Он заботится обо мне, засранец, просто мне этого не хватает. Просто после месячных я распаляюсь.

— Слушай, крошка...

— Уебывай!

— Слушай, крошка, смотри-ка...

И он вынул свою камнедробилку. Она была вся лиловая и то и дело подергивалась, как гиря в дедовских часах. На пол по капле стекала вязкая жидкость.

Медвяная Роса долго не могла отвести глаз от этого инструмента. Наконец она вымолвила:

— Не вздумай воткнуть в меня эту треклятую штуковину!

— Не криви душой, Медвяная Роса.

— НЕ ВЗДУМАЙ ВОТКНУТЬ В МЕНЯ ЭТУ ТРЕКЛЯТУЮ ШТУКОВИНУ!!!

— Но почему? Почему? Ты только посмотри!

— Я и смотрю!

— Но почему ты не хочешь?

— Потому что я люблю Малыша.

— Любишь? — сказал, рассмеявшись, Дети­на Барт. — Любишь? Это всё сказки для идио­тов. Только посмотри на этот треклятый тесак! С ним никакая любовь не страшна!

— Я люблю Малыша, Детина Барт.

— А вот мой язычок, — сказал Детина Барт, — самый лучший язычок на всем Западе!

Он высунул язык и проделал им несколько гимнастических упражнений.

— Я люблю Малыша, — сказала Медвяная Роса.

— Ну и хуй с тобой, — сказал Детина Барт, рванулся вперед и напрыгнул на Медвяную Росу. Пришлось изрядно попотеть, засовывая эту штуковину, а когда ему это удалось, Медвяная Роса завопила благим матом. Он успел пошуровать в ней раз семь, а потом почувствовал, как его грубо оттаскивают.

ЭТО БЫЛ МАЛЫШ, ВЕРНУВШИЙСЯ С ОХОТЫ.

— Мы приволокли тебе бизона, разъебай. А теперь, если натянешь штаны и выйдешь отсюда, мы уладим все остальное.

— У меня самая быстрая пушка на Западе, — сказал Детина Барт.

— Я проделаю в тебе такую дыру, что по сравнению с ней твой задний проход покажется порой на коже, — сказал Малыш. — Ладно, пора с этим кончать. Я проголодался. Охота на бизонов возбуждает аппетит...

Мужчины сидели вокруг костра и смотрели. Чувствовалось, как что-то назревает. Женщины в фургонах молились, мастурбировали и пили джин. У Детины Барта были тридцать четыре зарубки на пушке и плохая память. У Малы­ша на пушке зарубок не было. Но он обладал такой самоуверенностью, с какой всем остальным нечасто до той поры приходилось встречаться. Казалось, Детина Барт нервничает куда больше. Он одним глотком ополовинил фляжку виски, потом подошел к Малышу:

— Слушай, Малыш...

— Чего, разъебай?...

— Я хочу сказать, ну чего ты взъерепенился?

— Я тебе сейчас яйца отстрелю, старик!

— За что? 

— Ты путался с моей бабой, старик!

— Послушай, Малыш, неужели ты не понимаешь? Эта бабенка стравливает двух мужиков. А мы просто-напросто пляшем под ее дудку.

— Я не намерен выслушивать твой бред, папаша!Отвяжись и стреляй! Настал твой конец.

— Малыш...

— Отвяжись и стреляй!

Мужчины у костра оцепенели. С Запада подул слабый ветер, и пахнуло конским дерьмом.Кто-то закашлялся. Женщины сидели в фургонах на корточках, пили джин, молились и мастурбировали.Сгущались сумерки.

Детина Барт и Малыш разошлись на тридцать шагов.

— Стреляй, дерьмо куриное, — сказал Малыш, — стреляй, бабник трусливый!

Меж занавесками фургона неслышно возникла женщина с винтовкой. Это была Медвяная Роса. Она уперла приклад в плечо и прищурись, глядя на мушку.

— Ну, давай, хвастливый насильник, — сказал Малыш, - СТРЕЛЯЙ!

Рука Детины Барта рванулась к кобуре. В сумерках прогремел выстрел. Медвяная Роса опустила дымящуюся винтовку и вновь скрылась в фургоне. На земле лежал мертвый Малыш с дыркой во лбу. Детина Барт сунул свою неиспользованную пушку обратно в кобуру и зашагал к фургону.
Светила луна.